logo

Анжелика в Новом Свете. Часть 4. Глава 7 - читать онлайн

Как-то поутру Анжелика решила осмотреть оружие — нужно было убедиться, что оно в полном порядке, почистить его, чтобы блестело как зеркало. Этой работе она предавалась с радостью, выполняла с такой кропотливостью, с такой тщательностью, с таким мастерством, не хуже какого-нибудь старого солдата, малость помешанного на оружии, что самые ревностные владельцы его со спокойной душой доверяли ей свои ружья и пистолеты. У них вошло в привычку обращаться к ней с просьбой «посмотреть» их сокровище, словно она была оружейных дел мастером, и даже Кловис вверял ей свой старый кремневый арбалет браконьера, с которым никогда не расставался.

Когда мессиры д'Арребу, де Ломени, Кавелье де Ла Саль, а с ними и отец Массера увидели ее рано утром среди этого арсенала, она была настолько поглощена своим занятием, что даже не ответила на их приветствие. Заинтригованные, они смотрели, как ее тонкие, маленькие женские руки держат грубое ложе или проводят пальцем вдоль шершавого ствола, смотрели на ее лицо, склоненное к стоящему на огне тазику, с каким-то таинственным варевом, издающим неприятный запах. Она разглядывала содержимое тазика с вниманием матери, которая любуется своим новорожденным младенцем.

Анжелика жалела, что сейчас с ней нет Онорины, но малютка еще была больна, хотя уже начинала поправляться. А обычно стоило только Анжелике заняться чисткой оружия, как Онорина была тут как тут. Она крутилась подле, и ее пальчики, повторяя движения рук матери, осторожно и в то же время непринужденно касались оружия.

На столе перед Анжеликой лежали всевозможные крючки, стержни, шила, воск, стояло очищенное масло, которое она сама процеживала, — в общем, все то, чем она одна умела пользоваться. И знатные господа из Квебека стали поодаль и наблюдали за ней, наблюдали, как она работает: подчищает, шлифует, рассматривает, хмуря брови и что-то бормоча себе под нос. Они пребывали в полном недоумении. Наконец она подняла голову, заметила их и одарила рассеянной улыбкой.

— Доброе утро. Вы позавтракали? Как вы себя чувствуете? Мессир де Ломени, ну скажите, вы когда-нибудь видели что-либо более прекрасное, чем этот саксонский мушкет?

Вошел Флоримон и, поздоровавшись со всеми, сказал:

— Моя мать — лучший стрелок среди всех колонистов Америки. Хотите убедиться?

После нескольких дней пурги погода установилась хорошая, ясная, и они гурьбой прошли на стрельбище под скалой. Флоримон нес два кремневых мушкета, один фитильный и два пистолета. Он хотел, чтобы его мать в полной мере продемонстрировала свои таланты, а так как Анжелика все равно намеревалась проверить оружие, она с готовностью согласилась на его предложение, хотя она не раз держала в руках эти мушкеты, знала тяжесть каждого и потому заранее догадывалась, какой синяк появится у нее на плече от отдачи при выстреле.

— Женщине это не поднять! — сказал барон д'Арребу, увидев, что она берет в руки саксонский мушкет. Однако она подняла его без видимого усилия. Она прицелилась, склонив голову и выставив вперед левую ногу, потом сказала, что ружье и впрямь тяжело и, чтобы выстрелить, она прислонится к брустверу, специально сделанному для тренировок. Она немного присела, склонившись к мушкету с сосредоточенностью, которую выражала вся ее фигура. И все же в ней не чувствовалось никакого напряжения — просто глубокое спокойствие, абсолютное спокойствие. Она умела вдруг переходить из состояния деятельной активности к состоянию, близкому ко сну, когда сердце почти замирало, а дыхание становилось едва уловимым. И в пронзительном свете зимнего дня, в ослепительном сиянии снега вокруг, ее порозовевшая на морозе щека, на которую полуприкрытые ресницы отбрасывали длинную тень, казалось, как-то беспомощно приникла к ложу мушкета. Прогремел выстрел.

От конца ствола медленно, по-змеиному выкручиваясь, тянулся белый дымок. Перо, которое они установили в ста шагах, исчезло.

— Ну, что вы на это скажете? — воскликнул Флоримон. Они пробормотали что-то одобрительное.

— Вы завидуете! Я вас прекрасно понимаю, — по-своему объяснил их реакцию юноша.

Анжелика только рассмеялась.

Ей так нравилось это ощущение силы, которую она испытывала всем своим существом, чувствуя, как послушное оружие словно бы сливается с ней воедино. Казалось, это даровано ей свыше. Да, это дар! И она могла бы даже не подозревать о нем, если бы сама жизнь не вложила оружие ей в руки. Во время кавалерийских атак в лесах Ньеля она открыла некое сродство, существовавшее между нею и этим жестоким оружием, сработанным из металла и дерева. Она забывала, что оно создано для того, чтобы убивать, что оно убивает. Она забывала, что в конце траектории полета пули всегда находится либо жизнь, либо смерть. И хотя это было странно, она думала иногда, что внимание, которое она проявляла к этому искусству, спокойствие и сосредоточенность, которых оно требовало от нее, упорство, с каким она стремилась стать метким стрелком, во многом помогли ей мужественно перенести обрушившиеся на нее несчастья и не сойти при этом с ума. Оружие защитило ее от всего.

«Оружие — это нечто священное и потому прекрасное, — думала она. — В мире, где нет твердых устоев, нет совести, слабым нужно оружие». Она любила оружие.

Она поговорила еще немного со своими спутниками, все пытаясь разгадать, какие мысли будоражат их, какие чувства придают красивому лицу графа де Ломени-Шамбора почти горестное выражение. Наконец она попрощалась с ними и в сопровождении сына, который нес мушкеты, удалилась. Канадцы с живым интересом смотрели им вслед.

Потом граф де Ломени и барон д'Арребу переглянулись. Отец Массера отвел взгляд и достал из кармана своей сутаны молитвенник. Кавелье неотрывно смотрел на них, потирая замерзшие руки — он забыл надеть перчатки. На губах его блуждала едва заметная усмешка.

— Итак, достоверно одно — эта женщина стреляет, как колдунья… А может, как демон.

Он засунул руки в карманы своего короткого плаща и с напускным равнодушием зашагал прочь.

Ему почти доставляло удовольствие видеть этих добродетельных господ в затруднении. Больше, чем кто-либо другой, он догадывался, в какого рода сомнения теологического и мистического характера он их поверг. Уж он-то имел опыт в вопросах совести. Он сам в течение десяти лет был иезуитом.

— Вот так-то! — сказал барон д'Арребу. — Ведь именно ради этого мы и пришли сюда. Демон она или нет? Опасный дух или нет? Вот главная наша цель. А просьба к графу де Пейраку поддержать экспедицию на Миссисипи — всего лишь предлог!.. До сих пор мы знали только ваше мнение, Ломени, поскольку вы один встречались с ними раньше. Его необходимо было подкрепить нашим мнением. Так вот, у меня оно уже есть. У отца Массера, по-видимому, тоже. По совести говоря… и я не могу скрывать этого от вас, мой дорогой Ломени… я начинаю думать, уж не дали ли вы ввести себя в заблуждение, обмануть… Что же нам теперь делать?

Барон д'Арребу откашлялся. Он смотрел попеременно то на обманчиво-нежное, голубое, словно цветок льна, небо, то на укутанные снегом и упрятанные в скалы деревянные постройки форта, находящегося в нескольких шагах от них, то на белую гладь озера. Видя, что отец Массера словно бы и не слышит его, он продолжал, обращаясь только к графу де Ломени.

— Да, здесь стоило побывать… Вот мы пришли, увидели. Увидели, — повторил он вполголоса, как бы вдумываясь в это слово. — Ну, а что скажет об этом отец Массера, посланец общины иезуитов?.. Отец Массера делает вид, что он не слышит. И знаете почему, мой дорогой шевалье?.. Потому что это выше его понимания. Да, потому что лично он уже решил. Пока мы немели в обманчивом блаженстве, он уже подвел черту. Он больше не задает себе вопроса, который всех нас терзает сегодня и который кажется нам безумным: кто она? Демон? Просто обольстительница? Колдунья? Безобидна она? Враждебна? Он абсолютно спокоен. Его способность логически мыслить сослужила ему службу хотя бы в этом, он неопровержимо убедился, что это выше его понимания и потому тем более не нужно — о, тем более не нужно! — безрассудно вмешиваться в это. И тогда он углубился в свой молитвенник!.. Отец Массера, скажите же мне, не ошибся ли я, таким образом выразив свои мысли?

Голос барона д'Арребу, в котором, постепенно повышаясь, появились злые нотки, на какое-то мгновение прозвенел в прозрачном воздухе, потом его легкое эхо насмешливо угасло. Отец Массера поднял глаза, с удивлением посмотрел на двух своих друзей, и по губам его скользнула едва уловимая любезная улыбка.

Они, должно быть, так никогда и не узнают, попал ли д'Арребу в самую точку или, напротив, иезуит отнесся к его нападкам как к безобидной шутке. Или же, наконец, он просто ничего не слышал, ибо он слыл натурой мечтательной. Но только он вновь опустил взор к своему молитвеннику и, шевеля губами, спокойным шагом пошел прочь.

Барон д'Арребу бессильно развел руками.

— Вот они, иезуиты, — сказал он. — По сравнению с ними Понтий Пилат — просто жалкий служка.

— И однако отцу Массера придется решать этот вопрос, — твердо сказал де Ломени. — Конечно, я человек верующий, но я не обладаю ни правами, ни образованием, которые необходимы, чтобы стать иезуитом. А если это необходимо, то именно для того, чтобы они с ясностью святого духа могли судить о делах, кои превосходят разум простого смертного мирянина. В конце концов, отец Массера ради того и пришел сюда!

— Он ничего не скажет, вы же хорошо его знаете, — разочарованно сказал д'Арребу. — Он уже нашел прекрасный довод, чтобы иметь право молчать, и он прибережет его для себя вместе со всеми прочими соображениями.

— Но может, это как раз и является доказательством того, что нам нечего опасаться этих людей? Уж коли отец Массера пришел бы к выводу, что эти люди внушают подозрение, он сказал бы нам об этом, противопоставил бы свои соображения тому единому мнению, которое начинает складываться у нас.

— Кто знает, может, вы и правы! Но не исключено и другое: может, он просто считает, что не властен здесь, что мы все равно его не послушаем, уже подчиненные влиянию нашей хозяйки? Возможно, он ждет, когда мы вернемся в Квебек, чтобы поджечь брандер, который мы будем там наивно держать в укрытии, и заявить, что дело пахнет порохом, проклятием и, дабы не погибнуть самим и не погубить католичество в Канаде, мы должны истребить всех этих преступников до последнего. Тогда мы будем выглядеть поистине смешными, если не виновными. Иезуиты же выступят в роли спасителей, а отец д'Оржеваль — в роли святого архангела Михаила.

Лицо графа де Ломени снова омрачила тень сомнения.

— Но как все-таки можно точно определить, является кто-то демоном или колдуном, если внешне он ничем не отличается от других? — с озабоченным видом заговорил он. — Она очень красива, это правда, ее красота может даже показаться подозрительной хотя бы тем, что она… столь необычна. Но разве красота когда-нибудь бывает обычной?

— Ведьмы никогда не плачут, — сказал барон д'Арребу. — Вы видели ее плачущей?

— Нет, — проговорил мальтийский рыцарь, невольно захваченный, взволнованный образом, который возник в его воображении. — Но может, мне просто не пришлось при этом присутствовать.

— Говорят также, что, если ведьму бросить в воду, она всплывает. Но ведь нам трудно подвергнуть такого рода испытанию госпожу де Пейрак.

С тревожной улыбкой на лице он походил немного окрест.

— Воды нет, все замерзло, — пробормотал он, вернувшись.

Граф де Ломени с изумлением смотрел на него. Он никогда не видел барона в таком мрачном настроении.

Д'Арребу попросил графа извинить его: суровый климат и волнения ожесточили его. Он воспользуется хорошей погодой, чтобы пройтись.

Ломени сказал, что вернется в дом помолиться и попросить у Бога совета.

Барон направился к озеру.

Он шел с трудом, потому что за палисад форта можно было выйти, лишь миновав сложную, словно кротовые ходы, сеть оледенелых проходов, узких тропинок, выкопанных в снегу с помощью лопаты или заступа, которые вели к застывшему водоему, к вигваму Маколле, к мастерской, к конюшне, к стрельбищу и площадке для игр или же просто в никуда, то есть в сторону неприступного леса.

Скользя и оступаясь, главный синдик Квебека кое-как добрался до озера. Когда снежный наст был довольно твердый, вдоль берега можно было идти и в такие ясные и безветренные, как сегодня, дни обитатели Вапассу неторопливым шагом прогуливались, наслаждаясь солнышком, по этой едва заметной тропке, ведущей, казалось, куда-то далеко-далеко, в неведомые дали, а потом, наткнувшись на другом конце озера на глухую стену сугробов, возвращались в форт. Дойдя до этой преграды, барон задумался, оглядывая место, где его чудом вырвали из лап смерти. Ему припомнилось ощущение покорного безразличия, охватившее его в тот момент, когда он, вконец обессилев, опустился в снег, ощущение холода и ночи, которые давили ему на грудь, словно каменная плита, и он подумал тогда: пусть только все произойдет быстро! Последним, что осталось в его памяти, было какое-то жжение на скулах, и тогда он понял, что это снег падает на его лицо и что оно, уже застывшее в ледяной маске, никогда больше не изменит своего выражения.

Так же, как он не мог объяснить того смертельного оцепенения, в которое все они были повергнуты, так не мог он объяснить и их спасения, их возвращения к жизни. Видно, все дело в том, что эти места запретные. А вот Пейрак осмелился здесь поселиться. Приблизясь к Вапассу, они неминуемо должны были ступить на эту чужую землю, войти в эту хитрую и неведомую западню. Нет, он ничего не мог объяснить и, однако, найти это объяснение было его долгом; как бы то ни было, но сейчас, прогуливаясь здесь, он ощущал его тяжесть. Ведь именно в этом и состояла миссия, которую возложили на него в Квебеке.

Он вспоминал, каким необычным, каким не свойственным осмотрительной натуре де Ломени-Шамбора показался ему исступленный энтузиазм, проявленный графом по отношению к людям из Катарунка. Вернувшись оттуда, он говорил об этих авантюристах с почтительным уважением. Его послали, чтобы он силой приструнил их, а он с ними подружился, да еще почел это за честь. Д'Арребу вспомнил, как обрадовался Ломени, когда услышал, что они живы, хотя знал, что коварный замысел, который должен был привести их к гибели от руки ирокезов, все находили превосходным. И если граф де Ломени не отзывался о госпоже де Пейрак с той же преувеличенной восторженностью, с какой говорил о ней лейтенант Пон-Бриан, то все догадывались по многочисленным его заявлениям, что он не допустит, чтобы в ее адрес было высказано хоть одно оскорбительное слово.

Что же касается мессира де Фронтенака, то сам он никогда не видел ни графа де Пейрака, ни его жены, но охотно взял сторону графа де Ломени, ибо Фронтенак был натурой увлекающейся. Он любил парадоксы и хорошеньких женщин и ненавидел иезуитов. Его назначение на пост губернатора Канады было скорее немилостью, чем честью. Людовик XIV не мог простить ему его наглости: он осмелился поволочиться за госпожой де Монтеспан.

Однако Фронтенак был хорошим политиком и умело управлял страной. К новому колонисту графу де Пейраку, которого обрисовали как врага Новой Франции, он сразу проникся доверием потому, что граф, как и сам Фронтенак, носил гасконскую фамилию, и еще потому, что губернатор уже успел навести о нем справки. Да, граф де Пейрак богат. И Фронтенаку пришла в голову счастливая мысль попросить у него осязаемое свидетельство его дружественного отношения к Новой Франции… И он направил к нему Ломени и честолюбивого Кавелье…

Барон д'Арребу и святой отец Массера были посланы с ними в эту экспедицию по особой рекомендации епископа, чтобы развеять те подозрения, что нависли над пришельцами. А главным образом, высказать свое мнение: демон или нет эта женщина, которая находится с ними и о которой ходит столько слухов.

И вот пожалуйста! Сейчас они живут в этом вертепе Вапассу и до сих пор не выполнили ничего из того, что было задумано. Настоящее осиное гнездо! Колдовство! Он, Франсуа д'Арребу, которого вместе с отцом Массера приставили к графу де Ломени, чтобы, по совести говоря, они следили за ним, а также чтобы они повлияли на мнение Ломени о графе и графине де Пейрак, он, человек степенный и набожный, ведущий разумный и скромный образ жизни, озабоченный спасением своей души, благополучием ближних своих и процветанием колонии, он тем не менее так ничего не увидел, так ничего и не понял.

Он очнулся тогда, в ночь богоявления, от своего смертного сна, и для него началась новая жизнь, совсем иная, бездумная, чего с ним, пожалуй, не случалось никогда за всю его жизнь.

Он ел, пил, курил, он блаженствовал в тепле и уюте, они беседовали, предавались воспоминаниям и мечтам, и он ожил в сиянии взгляда зеленых глаз, который согревал и преображал всех, кто попадал под его лучи. Но теперь ему вдруг стало страшно. Где он? С кем он?

«А вот припомните-ка, мессир д'Арребу, в тот момент, когда маскуитины угрожали снять с вас скальп, разве не испытали вы никакого страха, не почувствовали, что проиграли?..» — «Нет, — гордо отвечал он самому себе, — когда наступает момент предстать перед Богом, все кажется таким простым».

До того дня он никогда даже не подозревал, что он человек отважный.

Впрочем, не более, чем другие.

Он был скромен. Но случай с маскуитинами помог ему заметить, что в действительности у него мужественная душа, благородное сердце и что он вполне заслуживает восхищения женщины.

Да, вот оно как все обернулось… Он забыл, совершенно забыл, что именно ее, эту Даму с Серебряного озера, подозревают в Квебеке, что она, возможно, и есть Демон Акадии. А он здесь так весело и галантно беседовал с ней.

До сегодняшнего утра!..

Но сегодня, увидев ее с оружием в руках, он был потрясен. Оружие тотчас же пробудило в нем мысль об опасности и страх, порожденный неожиданной картиной — изящная женщина держит в своих тонких руках оружие и с грозным умением пользуется им, — вошел в сердце мужчины, чтобы смешаться, сплестись там со всеми другими страхами, таящимися в нем: страхом перед женщиной, перед обольщением, перед чародейством… Он вспомнил о слухах, которыми полнилась Канада, о мнении отца д'Оржеваля. Да ведь и Ломени-Шамбор был поражен не меньше, это точно! А возможно, и отец Массера. Впрочем, что касается святого отца, то они об этом никогда не узнают…

Барона д'Арребу била дрожь, и он прижимал к лицу воротник своего плаща.

«Что-то случилось страшное, случилось помимо нашей воли, — говорил он себе. — Да, случилось, я это чувствую. Я весь охвачен тревогой, мне плохо, я не могу молиться. Вот уже час, как я не могу заставить себя не думать о ней, не думать о женщинах, о любви… не думать о своей жене!..».

Его мысли обратились к жене, он представлял ее себе, такую чистую, такую стыдливую, в недостойных, похотливых позах, чего она не позволяла себе даже в первое время после их свадьбы, когда из почтительности и чувства долга он наспех удостаивал ее любви, коря себя за то, что получает удовлетворение от этого постыдного акта. Он вспомнил также фривольные намеки одного из своих друзей, человека весьма дурного, который на одном из балов обратил его внимание на то, что госпожа д'Арребу, его жена, очаровательная маленькая куколка, а посему барону не пристало томиться скукой.

Он не любил, он терпеть не мог подобных разговоров. Он всегда считал, что его предназначение — служить Богу. Если бы подготовка к вступлению в общину иезуитов не была бы столь трудной и столь продолжительной, он бы вошел в общину. Отказавшись от мысли посвятить себя Богу, он женился, чтобы порадовать своих родителей. Но когда родители умерли, он наотрез отказался принять после них наследство на имя будущего внука. К чему эта тщеславная суета — обязательно продолжать свой род?.. Не лучше ли пожертвовать свое состояние святой церкви? К тому же, как он убедился, жена разделяла его взгляды: она тоже хотела бы стать монахиней. Они прекрасно понимали друг друга. Оба они мечтали о великом и трудном поприще, о служении Всевышнему. Канада отозвалась на их ожидание, на их готовность к самопожертвованию…

Барон д'Арребу вздохнул. Наконец преступные видения начали затушевываться. Он настойчиво пытался вызвать в памяти образ жены, такой, какой она всегда была на самом деле, а не в виде сладострастной куртизанки.

Теперь он видел ее более привычной ему — молящейся в сумраке часовни или молельни, с головой, склоненной вот как раз так же немножко набок, как сегодня у госпожи де Пейрак, когда она возилась с затвором мушкета. Склоненная женская головка всегда волновала его, ему невольно представлялось, что она отражает тоску женщины по мужскому плечу, и эта мысль вызывала в нем нежность. Госпожа д'Арребу была женщина очень миниатюрная, она едва доставала ему до плеча. В первые дни после их свадьбы он называл ее «малышкой», пытаясь привнести в их супружеские отношения интимность, но вскоре заметил, что ей это не нравится, потому что в действительности по складу своего ума и характера она отнюдь не принадлежала к числу хрупких, слабых женщин. Она была смелой, предприимчивой, сохраняла во всех испытаниях невозмутимость и даже непримиримость, что особенно проявлялось с годами.

Как жаль! Как это прискорбно!

Она могла бы быть очаровательной, веселой женщиной, но она слишком много думала о самосовершенствовании. Она отступилась от своего тела, вся ее жизнь заключалась только в духовной деятельности, являла собой необыкновенной силы мистический порыв.

«А ведь это виновата она, Дама с Серебряного озера, что меня одолевают эти сожаления, эта истома, эта неуверенность. Всему виной ее счастливый смех, всему виной ее взгляд, обращенный к мужчине, единственному для нее мужчине, всему виной тот жест, каким этот мужчина заключает ее в свои объятия, всему виной дверь, закрывающаяся за ними каждый вечер… Она всецело во власти мужчины, которого любит, вот что заставляет меня страдать. Ибо моя жена навсегда вышла из-под моей власти. Едва ли я значу для нее больше, чем ее духовный поводырь, отец д'Оржеваль, даже наверняка намного меньше. Я для нее лишь управляющий, который всю жизнь будет заниматься только счетами и делами. В последнее время мы виделись по разу в год, когда приходили первые корабли с почтой из Франции, и разговаривали только о наших финансовых делах, о том, как лучше поместить деньги, что мы получаем как арендную плату. Моя жена не должна мне ничего, даже чуточку внимания. Она считает себя должницей только перед Богом.

Да, она святая душа. Ведь это она основала общину в Монреале!..

Но кроме того, она очаровательная маленькая куколка… Она еще очень хороша… О Господи, к чему такие мысли? Зачем пришел я в это заклятое место?.. Что расскажу я там, в Квебеке?.. Если мы когда-нибудь вернемся туда… Отпустит ли нас этот язвительный человек, ведь, по сути дела, мы все его пленники… А с него станется… Но кто это там движется по озеру?.. Похоже…»

Барон д'Арребу приложил руку козырьком к глазам.

Назад | Наверх | Вперед

 

 

Оглавление

Анжелика Анжелика. Часть 1. Маркиза ангелов Анжелика. Часть 2. Тулузская свадьба Анжелика. Часть 3. В галереях Лувра Анжелика. Часть 4. Костер на Гревской площади Путь в Версаль Путь в Версаль. Часть 1. Двор чудес Путь в Версаль. Часть 2. Таверна 'Красная маска' Путь в Версаль. Часть 3. Дамы аристократического квартала Дю Марэ Анжелика и король Анжелика и король. Часть 1. Королевский двор Анжелика и король. Часть 2. Филипп Анжелика и король. Часть 3. Король Анжелика и король. Часть 4. Борьба Неукротимая Анжелика Неукротимая Анжелика. Часть 1. Отъезд Неукротимая Анжелика. Часть 2. Кандия Неукротимая Анжелика. Часть 3. Верховный евнух Неукротимая Анжелика. Часть 4. Побег Бунтующая Анжелика Бунтующая Анжелика. Часть 1. Потаенный огонь Бунтующая Анжелика. Часть 2. Онорина Бунтующая Анжелика. Часть 3. Протестанты Ла-рошели Анжелика и её любовь Анжелика и её любовь. Часть 1. Путешествие Анжелика и её любовь. Часть 2. Мятеж Анжелика и её любовь. Часть 3. Страна радуг Анжелика в Новом Свете Анжелика в Новом Свете. Часть 1. Первые дни Анжелика в Новом Свете. Часть 2. Ирокезы Анжелика в Новом Свете. Часть 3. Вапассу Анжелика в Новом Свете. Часть 4. Угроза Анжелика в Новом Свете. Часть 5. Весна Искушение Анжелики Искушение Анжелики. Часть 1. Фактория голландца Искушение Анжелики. Часть 2. Английская деревня Искушение Анжелики. Часть 3. Пиратский корабль Искушение Анжелики. Часть 4. Лодка Джека Мэуина Искушение Анжелики. Часть 5. Золотая Борода терпит поражение Анжелика и Дьяволица Анжелика и Дьяволица. Часть 1. Голдсборо или первые ростки Анжелика и Дьяволица. Часть 2. Голдсборо или ложь Анжелика и Дьяволица. Часть 3. Порт-Руаяль или страдострастие Анжелика и Дьяволица. Часть 4. В глубине французского залива Анжелика и Дьяволица. Часть 5. Преступления в заливе святого Лаврентия Анжелика и заговор теней Анжелика и заговор теней. Часть 1. Покушение Анжелика и заговор теней. Часть 2. Вверх по течению Анжелика и заговор теней. Часть 3. Тадуссак Анжелика и заговор теней. Часть 4. Посланник короля Анжелика и заговор теней. Часть 5. Вино Анжелика и заговор теней. Часть 6. Приезды и отъезды Анжелика в Квебеке Анжелика в Квебеке. Часть 1. Прибытие Анжелика в Квебеке. Часть 2. Ночь в Квебеке Анжелика в Квебеке. Часть 3. Дом маркиза Де Виль Д'аврэя Анжелика в Квебеке. Часть 4. Монастырь Урсулинок Анжелика в Квебеке. Часть 5. Бал в день Богоявления Анжелика в Квебеке. Часть 6. Блины на сретение Анжелика в Квебеке. Часть 7. Сад губернатора Анжелика в Квебеке. Часть 8. Водопады монморанси Анжелика в Квебеке. Часть 9. Прогулка к берришонам Анжелика в Квебеке. Часть 10. Посланник со Святого Лаврентия Анжелика в Квебеке. Часть 11. Казнь ирокеза Анжелика в Квебеке. Часть 12. Письмо короля Дорога надежды Дорога надежды. Часть 1. Салемское чудо Дорога надежды. Часть 2. Черный монах в Новой Англии Дорога надежды. Часть 3. Возвращение на 'Радуге' Дорога надежды. Часть 4. Пребывание в Голдсборо Дорога надежды. Часть 5. Счастье Дорога надежды. Часть 6. Путешествие в Монреаль Дорога надежды. Часть 7. На реке Триумф Анжелики Триумф Анжелики. Часть 1. Щепетильность, сомнения и муки Шевалье Триумф Анжелики. Часть 2. Меж двух миров Триумф Анжелики. Часть 3. Чтение третьего семистишия Триумф Анжелики. Часть 4. Крепость сердца Триумф Анжелики. Часть 5. Флоримон в Париже Триумф Анжелики. Часть 6. Кантор в Версале Триумф Анжелики. Часть 7. Онорина в Монреале Триумф Анжелики. Часть 8. Дурак и золотой пояс Триумф Анжелики. Часть 9. Дьявольский ветер Триумф Анжелики. Часть 10. Одиссея Онорины Триумф Анжелики. Часть 11. Огни осени Триумф Анжелики. Часть 12. Путешествие архангела Триумф Анжелики. Часть 13. Белая пустыня Триумф Анжелики. Часть 14. Плот одиночества Триумф Анжелики. Часть 15. Дыхание Оранды Триумф Анжелики. Часть 16. Исповедь Триумф Анжелики. Часть 17. Конец зимы Триумф Анжелики. Часть 18. Прибытие Кантора и Онорины в Вапассу